Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

играю с детьми и провожу время с супругой, время от времени у меня в голове всплывают яркие воспоминания о поступившей к нам девочке. У меня нет никаких сомнений, что мы сделали все возможное. Проблема не в этом. Я думаю о том, чем это для нее закончится. Точного исхода я предугадать никак не могу. Смысла терзать себя уж явно нет. Тем более теперь я совершенно ничем ей помочь не могу. Разумеется, если что-то случится, я хочу, чтобы мои коллеги первому мне позвонили. К счастью, звонка так и не раздалось.

По дороге в Оксфорд на следующее утро я начал планировать предстоящий день. Из всех пациентов, с которыми мне предстояло увидеться, один в тот момент интересовал меня больше всего. То, что мне ничего не сообщили, еще ни о чем не говорило – узнать, как обстоят дела, мне предстояло уже на месте.

Во время пересменки, которая происходит каждое утро, меня быстро ввели в курс дела. Полную информацию я мог получить, лишь когда увижу девочку своими глазами. В фильмах обход палат врачами сильно приукрашивают. На деле он может происходить весьма хаотично – ординаторы одновременно узнают о произошедших изменениях, прислушиваются, что мы говорим пациентам, и обдумывают ответы на потенциальные заковыристые вопросы. Консультантам эти обходы крайне важны, так как нам следует принимать непосредственное участие в лечении наших пациентов, а встречи с ними лицом к лицу – лучший способ это обеспечить.

Еще до того, как я подошел к кровати нашей четырехлетней пациентки, я уже знал, что она еще не проснулась. И все же, как я сказал обеспокоенным родителям и остальной подъехавшей родне, то, что она пережила ночь, было хорошим знаком. Далее мы планировали подождать еще двенадцать часов, после чего ускорить процесс ее пробуждения.

Отличной новостью для меня стало то, что оба ее зрачка теперь реагировали на свет. Баланс мозговых функций восстановился. Это было не совсем то воскрешение Лазаря, на которое рассчитывали родители девочки, но я приложил все усилия, чтобы их успокоить.

– Нам следует радоваться маленьким победам, – сказал я. – То, что она пережила ночь, было огромным достижением.

В течение дня я возвращался еще два раза. Я хотел увидеть собственными глазами, если что-то случится. Тот факт, что больше ничего я сделать не мог, никак не отразился на признательности ее родителей за то, что я был рядом. Такова человеческая природа. Раз уж на то пошло, медсестры проверяли ее состояние и корректировали дозировку лекарств каждые полчаса. Тем не менее видеть они хотели только меня. Это огромная ответственность, но я не прочь брать на себя эту роль. Родители тоже мои пациенты.

Перед уходом я решил заглянуть к девочке еще раз. По-прежнему без изменений.

– Думаю, вы можете смело отправиться домой поспать, – предложил я отцу. – Теперь ей лишь осталось очнуться. Не думаю, что в ближайшее время что-то изменится.

Приехав на следующее утро, я узнал, что за ночь ничего не произошло, так что мое предсказание оказалось верным. Между тем я начал переживать из-за отсутствия видимого прогресса. Я поговорил с врачами реанимации и анестезиологом – мы решили еще больше снизить дозировку седативных препаратов. На следующий день все еще не было никаких изменений. Теперь я забеспокоился по-настоящему. Я назначил проведение новой томографии. Она показала нам куда более здоровую картину. Не было никаких явных причин для того, чтобы девочка продолжала оставаться без сознания.

Прошла неделя без каких-либо новостей. Было сделано еще два снимка: на обоих мозг выглядел отекшим и демонстрировал следы повреждения после первоначального кровоизлияния. Но при этом не произошло и никаких ухудшений, что было особенно важно. Как я уже упоминал ранее, родители не особо приспособлены справляться с подобными вещами.

– Что ж, на данный момент мы точно знаем, что состояние вашей дочери не ухудшилось.

Да, подобные слова редко когда вызывают бурную радость.

Минул восьмой день, и у меня было сильное беспокойство, что девятый день станет точно таким же. Я разговаривал с другим пациентом, как вдруг затрезвонил мой пейджер. Прочитав сообщение, я расплылся в улыбке. Наконец-то появились новости о моей маленькой пациентке в коме. Она не подскочила с кровати, пустившись плясать канкан. Она не стала читать наизусть греческий алфавит. Она не попросила принести ей пиццу с газировкой. Но девочка подняла руку – мы называем это локализацией – и пошевелилась, когда медсестра поправляла ей дыхательную трубку.

Если так посудить, что с того, что она пошевелила рукой? Тем не менее для ее родных и медсестер незначительное движение значило многое. Оно стало первой почти за полуторанедельный срок реакцией пациентки – их маленькой дочери, племянницы, внучки, – которая не была спровоцирована лекарствами или аппаратурой. Это была совершенно естественная реакция человека на дискомфорт. Малышка что-то почувствовала. Она приходила в себя.

Я радовался не меньше остальных. Все важные сигналы мозга начали оживать.

– Думаю, мы готовы ее выводить из комы, – сказал я. – Как считаете, сколько потребуется времени, чтобы полностью отменить седацию?

– Если все пойдет нормально, двое суток, – ответил анестезиолог. – Мы не хотим торопиться.

Процесс пробуждения взрослого, не говоря уже про ребенка, после столь продолжительного сна протекает медленно. Врачам и медсестрам реанимации необходимо подтвердить сердечную функцию. Здесь за все отвечают они, так что я умываю руки. Мне остается лишь ждать, прямо как ее семье.

Следующие сутки прошли в томном ожидании. Мы все надеялись увидеть хоть какой-либо еще признак пробуждающегося сознания, однако нас всех ждало разочарование. Неужели это не повторится? Может, все вообще было случайностью? Почему больше ничего не произошло? На следующее утро, когда девочка вновь подала признаки жизни, я обходил пациентов. На самом деле это было грандиозно. Она стала дергать за торчащие из нее трубки, пытаясь сесть. То, что трубка в горле доставляла ей неудобство, указывало на то, что она могла дышать самостоятельно. Она была сонной, но явно находилась в сознании. Уже через три дня девочка начала есть и разговаривать.

Должен сказать, благодарности родителей не было предела. Они говорили про меня своей дочери, словно я был кем-то средним между Санта-Клаусом и Богом. Я понимаю, что в жизни я скорее похож на нечто среднее между мистером Гриди и мистером Грампи[59], но я бы все же соврал, если бы сказал, что не люблю получать подобные комплименты. Разумеется, я не воспринимаю их всерьез, хотя такие приятные моменты помогают преодолеть более мрачные времена, которые непременно подстерегают за углом. По правде говоря, эта маленькая девочка в кровати понятия не имеет, кто я такой. Она